Оригинал статьи был первоначально опубликован в альманахе ШТАБа «Понятия о советском в Центральной Азии»

Передовая периферия: фрунзенское ОКБ ИКИ как «закономерная случайность» позднесоветского развития

Вступление

Столица маленькой горной республики Кыргызстан может вызывать много ассоциаций и награждаться различными эпитетами, но «центр космических исследований» обычно не входит в их число. Тем не менее, в течение трех десятилетий, начиная с середины 1960-х и до окончания существования Советского Союза, в этом городе существовало предприятие, получившие длинное аббревиатурное название ОКБ ИКИ АН СССР (Особое конструкторское бюро Института космических исследований Академии наук СССР). Таким образом, Фрунзе был непосредственно вовлечен в процесс освоения и изучения космоса во второй половине прошлого века. Приборы, изобретенные и изготовленные во Фрунзе, участвовали в проектах по изучению поверхности Земли, Венеры, Марса, кометы Галлея, использовались в лунной программе. ОКБ ИКИ воплощает в себе сразу несколько обещаний коммунизма — обещание космоса как общечеловеческого пространства познания, обещание социалистического развития Киргизии и всех стран «освобожденного Востока» и обещание неотчужденного труда, сочетающего в себе качества творческой, интеллектуальной работы и промышленного производства.

Почему и каким образом в аграрной республике появилась подобная институция? Такое вопрошание отражает доминирующие представления о так называемых «центре» и «периферии» в дискурсах о советском. История ОКБ ИКИ заставляет нас пересмотреть и усложнить наше понимание того, как эти отношения выстраивались в период «позднего социализма».

Тезис данного исследования заключается в том, что, несмотря на свою «уникальность», фрунзенское ОКБ ИКИ было скорее закономерным явлением, чем аномалией. Комплексное изучение контекста позднего социализма, холодной войны, космической гонки, десталинизации и экономической реструктуризации страны, вкупе с анализом местного контекста — окончательной «деколонизации» и индустриализации Средней Азии в хрущевский период, — позволяют нам утверждать, что создание и функционирование ОКБ ИКИ во Фрунзе вписывается в логику развития СССР в этот период.

«Звездное» бюро

Основной задачей ОКБ ИКИ было выполнение научно-исследовательской и опытно-конструкторской работы и изготовление мелких серий приборов для научных исследований по заказу Института космических исследований. Специфика исследований космоса предъявляла особые требования к продукции конструкторского бюро — приборы должны были быть безотказно надежными, малогабаритными, иметь небольшую массу и потреблять минимальное количество энергии.

ОКБ ИКИ являлось самым передовым предприятием в Средней Азии, на котором использовались новейшие технологии того времени. Первыми приборами для космоса стали радиометры космических излучений для первых спутников Земли «Р-2» и «Р-2М». Первым в Союзе бюро внедрило в производство интегральные микросхемы, микропроцессорные комплекты, микроэлектронику и лазерную технику. В 1978 году ОКБ освоило изготовление многослойных печатных плат. Был сконструирован и запущен в космос комплекс «Фрагмент-2» — многоканальный сканирующий спектрофотометр для исследования природных ресурсов Земли. С помощью сканирующих фотоприборов были созданы новые географические карты с нанесением мест залежей полезных ископаемых, что имело большое значение для экономики страны.

Здесь же появился уникальный гамма-телескоп «Скала». Разработанные и изготовленные во Фрунзенском конструкторском бюро приборы — «ИСАВ», «ПУМА» и «БУНА» — использовались в проекте «Венера-Галлея» для изучения частиц кометы Галлея и пылевого облака вокруг нее. Значительное количество приборов ОКБ спроектировало и изготовило для «Прогнозов», «Марсов», «Венер», различных спутников Земли и других космических аппаратов. За четверть века своего существования конструкторским бюро было создано более двухсот уникальных приборов. На разработку одного прибора уходило 5–6 лет. Изготовление космической научной аппаратуры, зачастую не имеющей аналогов в мире, диктовало полный цикл создания изделий — от приема технического задания, проектирования и разработки конструкторской документации до приобретения материалов и комплектующих, изготовления макетов, опытных и летных образцов, их испытаний, сдачи заказчику и так далее — вплоть до сопровождения приборов на космодром.

В интервью местному новостному агентству бывший сотрудник бюро Алы Ташев вспоминает: «В ОКБ ИКИ АН СССР были конструкторские отделы, разработчики, механические, монтажные, слесарные, сборочные цеха, отдел испытаний. Каждый прибор разрабатывался и изготавливался полностью на предприятии. Дисциплина была строгая. Вход в ОКБ был строго по пропускам. Например, если сотрудник работал на первом этаже, в рабочую зону на других этажах он мог попасть только по специальному разрешению. При приеме на работу проверка всех документов занимала месяц, т. к. предприятие было режимным»

В 1970-е годы в бюро работали около 1,5 тысячи человек. Согласно воспоминаниям Оскара Дамина, работавшего в бюро в этот период, «ОКБ называли кузницей профессиональных кадров» и «бывшему работнику бюро были открыты двери любого предприятия в СССР»

Сейчас странно и сложно думать о советском Фрунзе 1970-х как о «центре мирового космического приборостроения». Однако с 1971 года Фрунзенское конструкторское бюро получило признание и стало известно всему миру: «Именно с этого года начали проводиться научные, в том числе международные, семинары во Фрунзе и на Иссык-Куле, встречи с крупными учеными, космонавтами, артистами, президентами академии наук СССР М. В. Келдышем, А. П. Александровым, академиками Г. И. Петровым, Р. З. Сагдеевым, Я. Б. Зельдовичем, членами-корреспондентами РАН Р. А. Сюняевым, Н. С. Кардашевым». О мировом, даже космическом масштабе деятельности ОКБ напоминало панно с логотипом «Интеркосмос» в холле здания на улице Токтогула. Программа «Интеркосмос» позволила космонавтам и организациям дружественных СССР стран участвовать в космических исследованиях. Благодаря программе в космосе впервые побывали космонавты, не являющиеся гражданами СССР или США. Кроме пилотируемых запусков по программе «Интеркосмос», осуществлялись запуски спутников, на которых устанавливались и приборы фрунзенского ОКБ. Документальный фильм «Особое конструкторское бюро» (реж. В. Виленский, «Киргизфильм», 1982) демонстрирует центральное место Фрунзе в системе космического приборостроения с помощью анимированной карты, где столица Киргизской ССР соединена связями международной кооперации не только с соцстранами (Кубой, ГДР, Польшей, Чехословакией, Болгарией и Венгрией), но и с Францией и ФРГ. Буклет, посвященный 25-летию ОКБ, использует похожую иконографику и даже выводит ее на новый уровень — здесь лучи, исходящие из Фрунзе на схематическом изображении земного шара, указывают уже не на страны, с которыми ОКБ связан научной кооперацией, а напрямую на космические аппараты, летающие по земной орбите.

Во второй половине 1980-х в ОКБ работало около 1300 человек. Заработные платы в ОКБ периода позднего социализма не отличались существенно от зарплат ученых, инженеров и рабочих других отраслей науки и промышленности. Многие аспекты работы ОКБ были засекречены и связаны с военным сектором экономики. Архивные данные свидетельствуют о том, что некоторые части производства были вредными, так как подразумевали работу с радиоактивными веществами, различными химикатами и т. п. Благодаря архивным данным нам известно, например, что работникам ОКБ выдавалось молоко, как на вредных производствах, а также спецодежда, защитные средства (пасты, кремы). Работникам особо вредных участков производства полагались дополнительные дни отпуска.

ОКБ ИКИ: закономерная случайность?

«В чем была его [ОКБ ИКИ] «особенность»? Наверное, на первый взгляд, в нелогичности размещения подобного предприятия так «далеко от Москвы». Казалось бы, — никаких особых предпосылок — в общем-то, рядовое бюро, каких немало создавалось в те годы по всему Союзу. Но… Зародившееся в недрах Фрунзенского завода физических приборов, изготовившего успешно летавшие на спутниках Земли радиометры Р-2 и Р-2М, ГКТБ уже в начале своего существования не только изготовляло, но и разрабатывало электронные приборы различного назначения, что и явилось реальной перспективой развития нового ОКБ…»

Как же можно объяснить появление и существование подобной институции на «окраине» СССР? Для того чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо рассмотреть пересекающиеся — и обыденные для этого периода — контексты. Комбинация нескольких факторов и контекстов дает наиболее полное понимание «условий возможности» появления бюро во Фрунзе. Тут можно вычленить три уровня объяснений: 1) внутренние преобразования страны в послевоенный период; 2) международный контекст периода холодной войны, космической гонки и борьбы за влияние в странах третьего мира, недавно освободившихся от колониального гнета; 3) «закономерная случайность», когда стечение обстоятельств и случайностей приводит к нестандартному, но возможному в рамках существующей системы результату.

ОКБ на два года моложе самого ИКИ. Вырастая из существующих, претерпевающих реконструкцию производств, бюро формировалось на основе кадров фрунзенского завода физических приборов («Физприбор»), имевшего опыт успешной разработки и сборки приборов для научных исследований космоса. Именно наличие опытных кадров и стало ключевым фактором в решении организовать ОКБ во Фрунзе. Однако сложность советской системы управления промышленностью стала причиной того, что в первые годы своего существования ОКБ некоторое время «странствовало» между министерствами и ведомствами. Согласно сухой архивной исторической справке, в феврале 1965 года на базе фрунзенского филиала Государственного конструкторско-технологического бюро (КТБ) Управления радио и электротехнической промышленности Средазсовнархоза было создано ГосКТБ машиностроения и приборостроения, которое с августа того же года начало именоваться ГосКТБ по приборостроению Управления машиностроения Совнархоза КиргССР. В конце же года, в декабре, ГосКТБ из ведомства республиканского было передано в непосредственное подчинение Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР. Через два года, летом 1967 года, ГосКТБ по приборостроению с экспериментальным заводом было переименовано в Особое конструкторское бюро Института космических исследований (ОКБ ИКИ) и передано в ведение АН СССР.

Таким образом, ОКБ ИКИ появилось как производственная часть института общегосударственного значения в 1967 году, в первые годы так называемой косыгинской реформы (1965–1970-е гг.), пришедшей на смену хрущевской реформе (1957–1965). В то время в экономике страны происходили преобразования, в результате которых хрущевская децентрализация управления сменилась обратной рецентрализацией, и осуществился переход от отраслевого принципа управления народным хозяйством к региональному, который в итоге произвел некую гибридную «производственно-территориальную» форму. Нужно понимать эти преобразования как часть процесса дискуссий о преобразовании промышленного производства в СССР после смерти Сталина. Экономику страны следовало переориентировать с тяжелой промышленности на производство потребительских товаров, более технологичное и наукоемкое производство, а также перераспределить управление народным хозяйством между различными уровнями союзной администрации, Госпланом и партийными органами. Именно в связи с этими преобразованиями в экономике страны институциональные предшественники ОКБ некоторое время «кочевали» между различными уровнями и формами госуправления — от республиканского Совнархоза к региональному и обратно, а потом к союзному уровню, и от КТБ при промышленном министерстве к производственному крылу НИИ при АН СССР.

Такая версия истории институционального происхождения ОКБ подтверждается воспоминаниями В. А. Ефремкина, В. А. Ласского и Б. Н. Пяка, бывших сотрудников ОКБ ИКИ, работавших там с первых дней его создания. Из видеозаписи их встречи, посвященной очередной годовщине ОКБ, мы узнаем, что Ласский и Погребенский работали в специальном конструкторском бюро (СКБ), которое сначала перешло из ведомства Киргизского Совнархоза в подчинение структуры Средазсовнархоза (с центром в Ташкенте), а после расформирования ташкентского ведомства снова вошло в КиргСовнархоз. Дабы избежать продолжения ведомственной чехарды, бюро ушло в подчинение фрунзенского завода «Физприбор». В этих институциональных рамках СКБ работало довольно успешно и даже переросло возможности производства, к которому было прикреплено: «Приборостроение захлебнулось нашими разработками. Уже в 1960-ые годы мы разрабатывали мобильные телефоны для связи на производстве». Среди прочего СКБ сотрудничало с Московским государственным университетом (МГУ) в создании космических приборов. Таким образом, уже за два года до формального учреждения ОКБ ИКИ как конструкторского бюро при московском Институте космических исследований СКБ при фрунзенском заводе физприборов фактически встало в один ряд с самыми передовыми производственными организациями. Когда организовался Институт космических исследований в мае 1965 года, такая инициативная организация с опытом работы по космической тематике, как СКБ во Фрунзе, стала для нового института настоящей находкой.

Читая различные материалы прессы об ОКБ, я наткнулась на статью в газете «Весть», в которой Михаил Добриян, некогда сотрудник ОКБ ИКИ, позже ставший руководителем аналогичного КБ в Тарусе, так описывает историю создания предприятия: «В середине 60-х годов я попал в КБ, где часть специалистов имела опыт проектирования приборов на спутники серии «Прогноз». На этих спутниках тогда впервые ставились эксперименты по изучению радиационных поясов земли. Выстроилась совершенно неожиданная цепочка. Ученые МГУ им. Ломоносова (а именно — Научно-исследовательский институт ядерной физики), которые занимались этой проблематикой, как-то вышли на Фрунзенский завод физических приборов и сделали первый заказ. Как часто бывает, случайности выстраивают жизненный путь и человека, и целых организаций. Институт космических исследований в Москве не имел своей производственной базы. И наш главный инженер (КБ во Фрунзе) был хорошо знаком с одним ученым из ИКИ. Они случайно встретились на отдыхе, разговорились, рассказали друг другу о своих производственных проблемах и поняли, что вместе они смогут их решить. Тогда все, что касалось космоса, решалось быстро. Докладная записка в военно-промышленную комиссию при ЦК КПСС — и все решилось буквально за пару месяцев. Таким образом, мы «автоматом» в 1967 году стали сотрудниками Института космических исследований. И наша организация во Фрунзе стала называться «особое конструкторское бюро»

Рассказ Ташева Алы Шарифовича подтверждает такую версию появления ОКБ: «В апреле 1964 года из состава завода физприборов было выделено Государственное конструкторско-техническое бюро приборостроения. Так как своей территории не было, в качестве постоянной площадки для предприятия выделяются территория и здания завода металлических кроватей министерства местной промышленности при условии, что производство кроватей будет принято на полном ходу, и утвержденный ранее план производства будет выполнен. В это же время начинается производство приборов для изучения солнечного ветра с космических аппаратов «Прогноз». Так, наряду с производством кроватей началась деятельность ОКБ». В первые дни своего существования бюро совмещало рационализацию и оптимизацию процесса производства кроватей — очень востребованного народным хозяйством продукта (годовой план в 100 тысяч кроватей был выполнен за четыре месяца), принесшего новому предприятию значительные прибыли, — с налаживанием нового наукоемкого и высокотехнологичного производства. В это же время производство частично находилось в помещениях местного завода шампанских вин, где работники ОКБ также помогли наладить работу автоматической линии по закупорке бутылок с игристым напитком.

Итак, мы наблюдаем преобразование системы управления народным хозяйством Советского Союза наряду с развитием промышленности во Фрунзе периода 1960-1980-х годов. Эти явления были тесно связано с другим уровнем факторов нашего анализа — международной политической ситуацией в период холодной войны и соперничеством между капиталистическим и социалистическим лагерями за влияние на освобожденные страны Азии, Африки и Южной Америки. Как эти мировые политические процессы связаны с историей фрунзенского ОКБ?

Согласно Артемию Калиновскому, исследовавшему историю Нурекстроя в Таджикистане, политические приоритеты Никиты Хрущева в 1950-е и первой половине 1960-х годов, а именно консолидация власти в партии и десталинизация, вкупе с интересом к вовлечению стран Третьего мира в сферу советского влияния, предоставили среднеазиатским руководителям уникальную возможность успешно требовать от союзного руководства интенсификации экономической и культурной модернизации республик региона. Новое поколение кадров, пришедшее к власти после смерти Сталина, став союзниками Хрущева во внутренней политической борьбе и позиционируя себя как незаменимых посредников в битве за «сердца и умы» Третьего мира, смогло педалировать вопросы развития своих республик — требуя перехода от аграрной специализации региона в сторону индустриализации. Калиновский пишет: «Хотя среднеазиатские партийные лидеры, скорее всего, не думали о своих республиках как о «колониях» Москвы и не мечтали о независимости, они, тем не менее, чувствовали материальное и культурное неравенство, не только по сравнению с Москвой, но и в отношении друг друга. В некотором смысле, волна деколонизации, происходившая за пределами СССР, послужила толчком для завершения «деколонизации» среднеазиатских республик в рамках Советского Союза».

Так, в ранний советский период вплоть до 1950-х годов промышленность в Киргизской ССР представляла собой совокупность предприятий, созданных интернациональным коллективом пролетарской солидарности «Интергельпо» в 1920–1930-е годы, а также производств, эвакуированных в регион во время Второй мировой войны. В период «позднего социализма» (1960–1980-е годы) в республике открываются заводы «Физприбор», «Тяжэлектромаш», машиностроительный завод имени Ленина, завод электронно-вычислительной техники «ЭВМ», «Киргизэлектродвигатель», завод оснастки для радиоэлектроники «Сетунь», автосборочный завод самосвалов, механический, прибороремонтный, контрольно-измерительных приборов «КИП», завод сверл, стеклозавод, ТЭЦ. В этот же период организуется производство полупроводников, открывается предприятие, занимавшееся изобретением автоматизированных линий производства и многие другие. В промышленности республики наблюдается тенденция развития сравнительно неметаллоемких направлений производства: электроника, вычислительная техника, инструмент, цветная металлургия, легкая промышленность — камвольно-суконный и обувной комбинаты, кожевенные заводы, хлопкопрядильная и текстильная фабрики, деревообрабатывающий комбинат. Значительное развитие в республике приобретает и сектор гидроэлектроэнергетики.

Этот процесс модернизации и преодоления «отсталости» региона, тем не менее, был отмечен серьезными противоречиями, в том числе специфическими для советской Киргизии и Фрунзе. Хотя промышленное производство расширяется, оно преимущественно сосредоточено в столице и городах, то есть в местах концентрированного проживания русского и так называемого «европейского» населения республики. Согласно Киргизской советской энциклопедии, в 1977 году население Фрунзе составляло 511 тысяч человек. По данным переписи населения 1970 года: хотя этнические кыргызы составляли 47,9% от общего населения республики, их удельный вес среди городского населения составлял 18,3%, а среди столичных жителей всего 12,3%. Русские составляли вторую по численности этническую группу в республике (25,9% в 1979 году), но составляли большинство во Фрунзе — 66,1% населения столицы. По всей республике в целом русские составляли 51,4% всего городского населения. Это было связано с неравномерной занятостью различных этнических групп в различных областях народного хозяйства и с тем фактом, что промышленное производство, в котором были в основном заняты русские, концентрировалось в городах.

Уровень образования среди русских и кыргызов в 1970-е годы также отличался. Так, согласно данным переписи, на тысячу кыргызов приходилось 618 человек с высшим и средним образованием и 200 с начальным, в то время как среди русских это количество представляло 709 и 205 в каждой категории соответственно. На первый взгляд, уровень образования среди русских и кыгызов отличался несущественно, но агрегированность данных в первой категории («люди с высшим и/или средним образованием») скрывает от нас пропорциональное соотношение людей с высшим и средним образованием среди различных этнических групп, а также их специализацию. Можно предположить, что среди городского населения, занятого в промышленности и научной сфере (где преобладающей группой были русские), имел место более высокий процент людей с высшим и специальным техническим образованием. Известно, например, что в советском Фрунзе существовала только одна школа с кыргызским языком обучения. Однако статистические данные скрывают от нас эту информацию. Вероятно, такое сокрытие намеренно, — именно потому что разница в уровне образования и «этническая сегрегация» в отраслях народного хозяйства противоречили советским представлениям о равенстве, а потому воспринимались советскими властями как постыдные или, по крайней мере, проблематичные.

Из той же энциклопедической статьи мы узнаем, что доля кыргызского населения, занятого профессионально-умственным трудом, возросла с 1% в 1926 году до 24,5% в 1970 году. К 1977 году в различных отраслях народного хозяйства работали около 80 тысяч специалистов-кыргызов, из них почти половину составляли женщины. К сожалению, категория «профессионально-умственного труда» также широка и включает в себя множество профессий: от агронома до школьного учителя, от инженера до бухгалтера, и не дает нам полной картины специфики занятости различных этнических групп. Также, например, можно предположить, что статистические данные, указывающие на кажущийся гендерный паритет среди специалистов-кыргызов, на деле скрывает горизонтальную и вертикальную гендерную сегрегацию, свойственную позднесоветскому периоду — женщины-специалистки концентрировались в сфере легкой промышленности, образовании и здравоохранении и редко продвигались на руководящие должности.

То есть понятно, что не все имели равный доступ к ресурсам образования, социализации и, как следствие, престижную работу, — в какой-то степени ОКБ ИКИ было организацией для «избранных». И, конечно, легко раскритиковать интерпретацию ОКБ ИКИ как обещание социалистического развития региона, назвав бюро «элитарной» и «интеллигентской» институцией. Однако бывшие сотрудники в своих воспоминаниях описывают коллектив ОКБ исключительно как интернациональный: «Согласно последней в СССР переписи населения в Киргизии насчитывалось до семидесяти национальностей. И значительная часть была представлена в ОКБ. Во всяком случае, не меньше, чем букв в алфавите от А до Я (от ассирийца до якута). И не припоминается сколько-нибудь заметных национальных проблем. Разве что потом, с началом «перестройки», и не в ОКБ…». Предприятия, подобные ОКБ, конечно же, не стремились исключать «коренное» население намеренно, напротив, всячески подчеркивали этническое разнообразие своего состава. Однако глубинные структурные факторы ограничивали доступ людей из сельской местности, где в 1960-1970-е проживало большинство кыргызов, к техническому образованию и типам социализации, способствующим карьерному росту по научным специальностям.

Таким образом, через пример ОКБ ИКИ преломляются как противоречия позднесоветского общественного устройства, так и его векторы и тенденции. В частности, стечение факторов личного, местного, регионального, государственного, мирового и даже космического масштабов позволило этому предприятию появиться во Фрунзе 1960-х годов. Каково же было работать на таком предприятии?

«Они шли в бои за коммунизм», или «Понедельник начинается в субботу»

Вернемся к коммунистическим обещаниям, воплощенным в ОКБ ИКИ. Мы уже обсудили обещание социалистического развития региона. Обратимся же теперь к обещаниям космоса и неотчужденного труда.

В СССР космос был объектом живого интереса широких масс, а не только узкого круга избранных. Тема космоса была представлена повсеместно в популярной культуре, особенно в жанре научной фантастики. Михаил Добриян (бывший сотрудник ОКБ ИКИ) вспоминает, как он мальчишкой был свидетелем запуска первого спутника и первого полета человека в космос: «Для нас запуск первого спутника был за гранью понимания. Тем не менее, это было серьезным толчком моей любви к фантастике, которой, скажу, я увлекся очень сильно. Читал все, что попадалось под руку (Бредбери, Кларка, Стругацких, Толстого, Беляева). Книги тогда передавали из рук в руки и взахлеб потом рассказывали друг другу, кто и что прочитал».

После полета Ю. Гагарина в советском обществе случился небывалый подъем интереса к космическим полетам. Различные конструкторские и авиационные кружки, научно-популярные детские и юношеские издания (такие, как журнал «Техника — молодежи») и прочие формы досуга способствовали популяризации науки и техники среди детей и молодежи. Короткометражный фильм «Кочевье космонавта» (1982) киргизского режиссера Шамиля Джапарова — одна такая репрезентация места, которое космос занимал в повседневности и воображении советских людей. В фильме мальчик, растущий в семье чабана на высокогорном пастбище, с волнением следит через радиосводки за полетом советских космонавтов по земной орбите. Воображая себя одним из исследователей космоса, он ест зубную пасту из тюбика. А в конце полного «космических» приключений дня, засыпая, говорит матери о своей мечте стать космонавтом. Космос не был чем-то недоступным и отдаленным, к нему мог прикоснуться и приблизиться каждый советский человек.

Действительно, известно, что в первый отряд космонавтов из 20 человек были зачислены и двое выходцев из Кыргызстана — военные летчики Марс Закирович Рафиков (уроженец кишлака Бекабад) и Валентин Степанович Варламов (учившийся и живший в Киргизии). Киножурнал «Советская Киргизия № 35» 1966 года рассказывает о клубе юных космонавтов, организованном на общественных началах фрунзенскими школьниками. В клубе ребята занимались как физической, так и теоретической подготовкой к полетам в космос. На излете существования СССР, в 1990 году, летчик Салижан Шарипов, родившийся в городе Узгене на юге Кыргызстана, был отобран в отряд советских космонавтов. Свой первый космический полет он совершил в 1998 году.

Конечно, не все в СССР могли сразу полететь в космос, но многие были задействованы в работе, связанной с космическими полетами. Такая работа представляла собой модель неотчужденного труда, сочетающего в себе и интеллектуальный аспект, и валоризированный труд промышленного рабочего. Статья «Космос начинается на Земле», опубликованная в 1975 году в журнале «Техника — молодежи», цитирует слова директора ИКИ академика Роальда Сагдеева: «Нашему институту оказывают огромную помощь промышленные приборостроительные организации. Но многими научными достижениями в космосе мы обязаны первоклассным приборам, разработанным и созданным коллективом особого конструкторского бюро нашего института». В уже упомянутом документальном фильме об ОКБ также подчеркивается то, насколько производство здесь имеет уникальный — не массовый, а единичный характер, — работа инженеров и рабочих ОБК представляется как творческая, сродни работе художника.

Гимн ОКБ ИКИ, опубликованный в сборнике воспоминаний бывших сотрудников, передает энтузиазм и осознание значимости собственной причастности к космическим исследованиям:

(поется на мотив «Не кочегары мы, не плотники»)

Мы все не главные конструкторы,
Да и вакансий стольких нет как нет,
О нас молчат радиорупоры
Во дни космических побед.
 
(Припев)
 
Но мы гордимся теми планами,
Что нам поручено свершить.
Нам предстоит, наверно, главное —
Путь в дальний космос проложить!
Посланцы наши электронные
Должны разведать и узнать,
Где жизнь для нас была б возможная,
Где лучше носа не совать.
 
(Припев)
 
Разведка дальняя поручена
Приборам нашим, как в бою,
Земные песни наши лучшие
Они пусть звездам пропоют.

Абсолютно все ОКБ-вцы, с которыми мне удалось поговорить лично, или чьи «голоса» до меня донесли различные источники, отмечали энтузиазм сотрудников бюро и то, с какой самоотверженностью они выполняли свою работу. Это настроение порождалось не принуждением, переживалось как искреннее воодушевление от осознания важности и интересности работы, осуществляемой ОКБ. «Мы горели на работе», «работали не за зарплату», «люди оставались до двенадцати ночи», «приезжали на работу на один час раньше», «работали по двенадцать часов» — это типичные описания запала, с которым трудились работники «звездного» бюро.

Так, И. А. Гришин вспоминает, что порой «…работа над… приборами… в последние месяцы велась нарастающим темпом — в две, а то и в три смены, по часовым графикам. Для доставки людей домой и на работу в ночное время выделялся микроавтобус. Ранним утром приезжаю из командировки. Дети одни.

— Где мама?

— На работе.

Случалось так, что ночью в цехе рады были привалиться где-нибудь за верстаком. Или из глубины помещения вырывался «крик души»: «Хочу домой! К жене!». Смех, шутки, и снова за работу…».

Вообще, шутки, розыгрыши и всеобщее приподнятое праздничное настроение были визитной карточкой предприятия, на котором средний возраст работников в 1980 году составлял 28 лет, то есть «комсомольский возраст». Даже профессиональный праздник коллектив в первые годы своего существования отмечал не 12 апреля (День космонавтики), а 1 апреля — День дураков.

Станислав Федорович Скочило, с которым мне удалось поговорить лично, — так же как и Анатолий Сасов, опубликовавший свои воспоминания в интернете, — сравнивает свой опыт работы в ОКБ ИКИ с атмосферой, описанной в фантастической юмористической повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965). «ПНвС» — одно из наиболее своеобразных воплощений советской утопии 1960-х годов, художественная реализация мечты авторов о возможности для современного талантливого человека сосредоточиться на научном творчестве и познании тайн Вселенной. В описанном в произведении Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства (НИИЧАВО) ученые-маги занимаются «проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни» и конструированием идеального человека. Сотрудники НИИЧАВО настолько поглощены своей работой, что не любят выходных и праздников, в которые им было скучно, поэтому их девиз — «Понедельник начинается в субботу».

И. А. Гришин и З. А. Гришина так описывают активную общественную деятельность и сознательность коллектива ОКБ: «А уж о регулярной, почти круглогодичной работе бригад на строительстве, ремонте цехов, городских уборках, сенокосе, помидорах, работе народных заседателей и в народном контроле, вечерних дежурствах добровольной народной дружины по охране общественного порядка и прочем и говорить не приходится. Так что послание комсомольцев ОКБ первой половины 80-х годов своим будущим единомышленникам, заложенное в капсулу на первом этаже нового корпуса, равно как и скульптурная группа солдат — киргиза и русского — на пересечении улиц Молодой Гвардии и Токтогула, с надписью «Биз коммунизмге чыкканбыз» (Мы шли в бои за коммунизм!) — вполне отвечали духу своего времени». Алы Ташев также описывает общественные работы на сборе овощей и стройках как сплачивавшие коллектив.

Кроме напряженного труда, работники ОКБ имели много возможностей для творческой самодеятельности и совместного активного отдыха. При предприятии имелся клуб КВН, спортивные секции (в том числе первая в республике секция по дельтапланеризму), устраивались поездки в горы для занятий зимними видами спорта («Праздник зимы»), отпуск проводился в пансионате «Приборист» на берегу озера Иссык-Куль. При ОКБ был организован детский сад «Звездочка».

Скочило вспоминает Фрунзенское ОКБ ИКИ, работать в котором он начал в 1982 году, как «волшебное» место. Разрабатывая свой первый прибор — блок фильтров, обеспечивающий бесперебойное функционирование всего оборудования на борту космического аппарата, — он чувствовал большую ответственность и воодушевление: «Хоть и тяжело было, но я обложился литературой и работал день и ночь, можно сказать. Тут ведь какой вопрос, это было настолько увлекательно, настолько интересно, что люди не замечали того, что они отдают, работали изо всех сил. И не только я, все так работали…». Скочило лично ездил на Байконур устанавливать свой прибор.

Его потрясла доброжелательная атмосфера в коллективе, вскоре он стал активным комсомольским массовиком-затейником, организатором праздничных мероприятий, спектаклей и прочей самодеятельности: «Актовый зал всегда был битком забит. Люди с удовольствием смотрели». Агитбригада ОКБ выезжала со своей программой на другие предприятия республики и даже за ее пределы: «Именно здесь я почувствовал то, о чем раньше читал в книгах и газетах: что где-то кипит жизнь, веселая, работает комсомол. Раньше я такого не встречал особенно, ни в университете, ни там, где я работал, да и потом я нигде с таким не встречался, а здесь было то самое место, где все это было… Потрясло, что в Киргизии было такое КБ, куда съехался весь цвет интеллигенции. Представляете, работали в основном с высшим образованием из Новосибирска, Томска, Ленинграда, Москвы — что значит взрастить такой потенциал научный — мы делали такие приборы, за которыми приезжали к нам из Австралии и Германии. США до сих пор не могут строить такие двигатели космические, как СССР. Социализм мог себе позволить такое производство. Социализм для нас был, — в нашем ОКБ все были счастливы, работали не за деньги, даже по субботам выходили. Что дал социализм Киргизии? Вот такие заводы мощные — Физприборы, Ленина, ЭВМ. В краткие сроки Советский Союз создал промышленное машиностроение, приборостроение…».

Однако в книге Стругацких есть и ярко выраженные сатирические мотивы; в ней высмеиваются приспособленцы, бюрократы и жулики от науки. В какой-то степени и во фрунзенском бюро ситуация была далека от идиллии. Вопрос снабжения требовал предприимчивого подхода и имел последствия для производства. Даже добросовестным сотрудникам ОКБ приходилось прибегать к советской системе «блата», дабы продвигать науку. Бывшие сотрудники так описывают процесс добычи необходимых редких и дорогостоящих материалов для производства приборов ОКБ: «Для реализации проекта «Фрагмент» [1970–1980 гг.] требовались специфические материалы и комплектующие… Как это добывалось? Как выразился не так давно президент, работа «строго по правилам» иногда равнозначна забастовке… Снабжение «мелочью» по «правилам» могло бы означать месяцы и кварталы. Вот и отправлялись наиболее коммуникабельные командированные в города и веси Союза, снабженные «представительскими» дарами солнечной Киргизии — где фрукты от весеннего авитаминоза, где киргизский бальзам от всех болезней, а то и путевки в пансионат на берега Иссык-Куля… Коррупция? Не беремся судить, но мы получили [необходимые материалы и комплектующие]».

Просматривая архивные документы ОКБ ИКИ периода перестройки, можно увидеть много свидетельств того, что неотчужденный труд не стал полностью воплощенной реальностью. Как и многие другие предприятия, ОКБ ИКИ имело дело с экономикой дефицита. Так, например, из протокола прений конференции профсоюзной организации 1989 года нам становится известно о дефиците на сахар, мыло и прочие потребительские товары. Со слов некоего Беляева В., сотрудника 7-го отдела ОКБ, мы узнаем, что «В курилках говорим часами о работе, а на рабочих местах до обеда говорим о Кашпировском. Идет перестройка, много проблем. Партий ная и профсоюзная организации ОКБ контрпропаганды не ведут. Мы потеряли веру во все: законы, указы… Посмотрите на наших дачников — в понедельник они еле приносят себя на работу. Три дня отходят, а четверг и пятницу занимаются изготовлением приспособлений для дачи». То есть, трудности жизни в период перестройки заставили коллектив, некогда полностью поглощенный работой, озаботиться вопросами выживания. Понедельник больше не начинался в субботу.

Еще одним свидетельством растущих проблем ОКБ служит газетная статья «Земные «путы» космического КБ» 1987 г.: «Признанным центром космического приборостроения назвал город Фрунзе директор института космических исследований АН СССР академик Р. Сагдеев…

— И все же следует признать, — говорит Р. Сагдеев, — что коллектив ОКБ, заслуживающий огромного уважения, работает сегодня в условиях, далеко не адекватных тому, что он делает: в тесноте, скученности, испытывая ряд других трудностей. Ему нужна серьезная помощь… Нехватка площадей тормозит и решение одной из важнейших социальных задач — создание для людей нормальных производственно-бытовых условий. Душевые, раздевалки, комнаты отдыха, медицинское обслуживание — все это стало в ОКБ большой проблемой».

Однако, помимо неадекватности условий труда, автор статьи критикует и злоупотребление творческими и трудовыми ресурсами коллектива со стороны городских властей: «В какой-то момент в городе стали злоупотреблять социальной отзывчивостью трудового коллектива. И вот уже высококлассные слесари и монтажники электронной аппаратуры, конструкторы и технологи высшей квалификации мобилизуются на кладку кирпичей или переборку овощей, уборку улиц или сбор томатов. Чего стоит, к примеру, такое вот предписание Свердловского райисполкома города Фрунзе: «Возложить на руководителя ОКБ персональную ответственность за уничтожение конопли на закрепленном участке Карагачевой рощи»! Конечно, космических дел мастера могут помочь строителям и дорожникам, земледельцам и милиционерам. Взаимопомощь нужна, но при рациональном использовании возможностей коллектива, без ущерба его основному делу. Кто поможет ОКБ, когда будут «гореть» сроки изготовления уникальнейших приборов, выпуск которых нельзя отложить ни на день?».

Эта типичная для перестроечного периода критическая статья хорошо иллюстрирует противоречия существовавшего на тот день порядка. С одной стороны, мы видим отсутствие какого-либо снобизма коллектива по отношению к «простому народу», вовлеченность в жизнь общества, несмотря на особый статус предприятия. А с другой стороны, критикуется нерациональное использование человеческого потенциала. Действительно, в одном случае гражданский активизм одного из работников привел его к трагическому и нелепому концу — смерти от удара разбитой бутылкой во время дежурства народной дружины. В воспоминаниях И. А. Гришина и З. А. Гришиной мы читаем: «А Толю Ромащенко, умницу и грамотнейшего инженера-электронщика, мы потеряли: на дежурстве ДНД полупьяный хулиган нанес удар по тройничному нерву и глазу разбитой бутылкой». Гражданская ответственность в данном случае означала реальную опасность для жизни, и от нее не были ограждены работники предприятия с особой миссией. Напротив, от таких рабочих ожидалась дополнительная сознательность и самоотверженность. К концу советского периода, однако (вспомним про Кашпировского и дачи), мы наблюдаем постепенный процесс переосмысления этого позднесоциалистического общественного договора.

Печальное послесловие

После того, как СССР перестал существовать, в феврале 1992 года ОКБ ИКИ стало подведомственно Министерству промышленности независимой Республики Кыргызстан и переименовано в ОКБ «Аалам». Первоначально находившееся в государственной собственности, уже к концу 1992 года ОКБ стало «акционерной фирмой». В 2004 году фирма была преобразована в открытое акционерное общество — ОАО «Аалам».

Научные связи с московским Институтом космических исследований и зарубежными партнерами постепенно сходили на нет, и количество заказов сокращалось, пока полностью не иссякло. Ценное научное оборудование ОКБ ИКИ было распродано в первые годы независимости. Экс-директор ОКБ ИКИ Толонду Курманалиев сообщил прессе, что «…в 90-е годы, к сожалению, надобность в наших научных приборах для изучения космоса отпала. Их распродали, но «разбазаривались» они секретно. Кому и как, сейчас нельзя уже и узнать. Потом многие специалисты ОКБ ИКИ перебрались в Подмосковье, в город Тарусу, где был создан подобный нашему конструкторский центр… А теперь в том здании, где было ОКБ ИКИ, действует швейное производство».

Согласно уставу, ОАО «Аалам» «осуществляет производственно-хозяйственную деятельность, направленную на получение прибыли». В рамках постсоветской конверсии, в 1990-е и ранние 2000-е годы, предприятие занималось производством товаров массового потребления (мягкой мебели, обогревателей, ювелирных изделий, посуды) и выполнением спецзаказов от предприятий местной и зарубежной промышленности. Все работы по научно-космической тематике были завершены в 2007 году, в связи с чем было принято решение о ликвидации первого (секретного) отдела и передаче всей секретной и технической документации в госархив.

В здании одного из бывших корпусов ОКБ ИКИ, на пересечении улиц Шопокова и Московской, теперь располагается торговый центр «Мега-комфорт», где бишкекчане могут приобрести различные товары для создания «домашнего уюта». Как грустно шутят бывшие ОКБ-вцы: «Мы начали с кроватей и закончили кроватями».

Авторка выражает благодарность бывшим работникам ОКБ ИКИ Елене Алюшиной, Сергею Бунину, Сергею Великасову, Надежде Лузиной, Станиславу Скочило, Алы Ташеву за предоставленную информацию и редкие материалы.

10.04.2021

↑