Оригинал статьи был первоначально опубликован на сайте Ревкульт

Перевод: Никита Белобородов под редакцией Насти Шаровой

Критикуя экономический детерминизм современного ему магистрального течения марксизма на Западе, Антонио Грамши был заинтересован, прежде всего, в переосмыслении методов борьбы, а точнее в расширении ее поля, поскольку к середине 20-х годов прошлого столетия стало очевидно, что лобовая атака рабочих движений на капитализм в развитых странах Европы провалилась. Сам Грамши в 1926 году был заключен в тюрьму набиравшим силу фашистским режимом Муссолини. Там он провел фактически всю оставшуюся жизнь, умерев от болезней вскоре после выхода из
тюрьмы. В тюрьме Грамши и написал свои наиболее важные теоретические работы, известные под общим названием «Тюремные тетради». Эти тексты достаточно сложно читаются, во многом, из-за особенностей «тюремного» творчества: автору приходилось бороться с фашистской цензурой, читавшей всё, что побежденный лидер итальянских коммунистов писал и отправлял на волю; с другой стороны, иногда тяжелый и путаный слог отдельных заметок можно, вероятно, объяснить плохим самочувствием и психологическим состоянием заключенного. Так или иначе, Антонио Грамши явно был силён духом, поскольку даже в таких условиях ему удалось переосмыслить опыт революционной борьбы, проигранной на тот момент итальянским пролетариатом, а также итальянской революционной интеллигенцией, к которой принадлежал и сам Грамши.

Предложенная им концепция гегемонии была ответом на вопрос о том, почему попытки повторить опыт революции в отсталой полуфеодальной России потерпели крах в развитых буржуазных государствах Европы. Революционные коммунистические движения недооценили широту поля, на котором должна вестись последовательная борьба. Борясь на одном из фронтов самозащиты буржуазного государства, они проигрывали на другом, не менее важном. Революционеры оказались неподготовлены к длительной, затяжной борьбе, которая должна была вестись не только в лобовых столкновениях с чернорубашечниками на улицах, но и в области образования масс,
развития классового сознания пролетариата и поиска революционных кадров. За считаные годы они были сметены массами согласных с Муссолини, а позднее и с Гитлером. Рабочие, к которым в конце 1910-х – начале 1920-х взывали итальянские коммунисты, к концу 1920-х – началу 1930-х уже были членами фашистских профсоюзов, организации «Дополаворо», выходили на хвалебные демонстрации, благодарили Дуче за возрождение Италии. Система их обезвредила, поскольку обладала не только механизмами насилия и подавления, но и механизмами убеждения.
Безусловно, прямое подавление, основанное на силе, также играло свою роль и никуда не пропадало, однако масштабы репрессий в Италии были относительно скромными: в основном, репрессиям подверглись коммунистические лидеры, такие как Грамши, то есть корпоративное государство Муссолини обрубило пути коммунистической пропаганды, тем самым отрезав пролетариат от революционной идеологии, лишив его шансов на завоевание культурной гегемонии – важного элемента революционного процесса.

Господство одного класса над другим основано на сочетании подавления и убеждения, на силе и согласии. Так правящий класс добивается установления среди масс определенного консенсуса — состояния, при котором угнетенные соглашаются принять «неизбежность» существующего порядка. Эти выводы Антонио Грамши актуальны и для более поздних эпох. После Второй мировой войны в большинстве стран Запада установились режимы буржуазной представительной демократии. Изменилось поведение правящих классов: убеждение стало явно превалировать над прямым насильственным подавлением. Потребительская идеология, политика идентичностей,
фиктивные коммунистические партии и деполитизированные официальные профсоюзы, агрессивная реклама капитализма, индивидуализма, культ успеха и защита государственного суверенитета – вся эта новая риторика крайне эффективно действовала на общество.

Достаточно сказать, что нашумевшие акции леворадикальных городских партизан в Германии, Италии, Франции и других странах вызывали в массах скорее страх перед террористической угрозой, нежели стремление присоединиться к антикапиталистической герилье.

Автор статьи ссылается на актуальность теоретического наследия Грамши для Латинской Америки, конкретнее – для Чили. Еще со времени Пиночета ситуация в этой стране достаточно ярко иллюстрирует взаимодействие двух основных столпов господства правящего класса в современную эпоху. Насаждение неолиберальных моделей экономики, постоянное наступление на остатки социальных выплат и государственной поддержки населения, полицейский произвол и репрессии сочетаются с пёстрой клерикально-рыночной пропагандой в средствах массовой информации и образовательных учреждениях. Что-то напоминает, не так ли? Подобная ситуация
характерна для многих стран глобальной капиталистической периферии. Впрочем, в России она приобретает характерные особенности. В отличие от той же чилийской буржуазии, которая действует целиком в русле внешней политики США и в интересах транснациональных корпораций, российский правящий класс развивает идею об «особом пути» и противостоянии Западу. Это, естественно, является важнейшим фактором идеологического подчинения масс. Прочная гегемония современного российского истеблишмента не в последнюю очередь обусловлена массовым консенсусом, который основан на противостоянии внешнему врагу (причем внешним врагом или, как минимум, оппонентом может быть, в определенном смысле, весь мир, поскольку в рамках российской идеологии «мы» бросаем вызов установленному миропорядку).

Грамшианская теория гегемонии, если взяться за ее развитие и актуализацию, позволит
разрабатывать эффективные стратегии антикапиталистической борьбы и в наши дни, в том числе в таких странах, как Чили или Россия.

Грамши был одним из первых революционных теоретиков, уравнявших в политическом смысле «базисные» и «надстроечные» проявления классового господства. Его теоретические выкладки, основанные на конкретном анализе конкретной практики, к которой он имел прямое отношение, ведут к необходимости переосмыслить роль культурной гегемонии (не исходящей напрямую из насилия, но дополняющей его) в господствующем положении буржуазии и в потенциальной пролетарской революции. Понятно, почему концепция гегемонии так полюбилась либеральным идеологам: при определенных умолчаниях она становится максимально «мирной», реформистской, очень подходящей для парламентской демагогии. В статье, перевод которой предлагается вам к прочтению, автор объясняет, почему многочисленные реформистские изводы этой теории не имеют ничего общего с подлинными революционными идеями стойкого коммуниста и последовательного марксиста Антонио Грамши.

От переводчика

Введение

Главное в оппортунизме есть идея сотрудничества классов (В. И. Ленин)

Марксизм для нас есть критическое мышление эксплуатируемых и угнетаемых. Как нравственный императив, оно требует от угнетенных групп содействовать революционному переустройству капиталистической современности ради другой возможной современности — социалистической. Это учение о руководстве революционной деятельностью и в то же время критика капиталистической современности. Это мировоззрение, которое выводит на первый план забытых,
разбитых, незамеченных традиционной историографией. Марксизм — это радикальная критическая теория, которая бьет по самым основам капитализма — по проблеме эксплуатации и угнетения людей, — и в то же время предполагает радикальную трансформацию самого человека.

Один из наиболее обсуждаемых в левой марксистской среде вопросов – это проблема власти, а конкретнее, проблема насилия в контексте классовой борьбы. В терминах Шмитта можно сказать, что наиболее жаркие споры ведутся вокруг «политического», то есть вокруг определения, кто кому «друг», а кто – «враг»; в то же время обсуждается возможность установить «чрезвычайное положение» или систему «божественного насилия» по Вальтеру Беньямину. В этом смысле интересно отметить, что уже в «Коммунистическом манифесте» (1848) Карл Маркс утверждает, что коммунисты намерены посредством насилия ниспровергнуть режим классовой эксплуатации,
и даже называет презренными тех, кто пытается отрицать этот принцип. Согласно характеристике Маркса, социалистическая революция имеет насильственный характер. В том же «Коммунистическом манифесте» Маркс указывает, что в капиталистическом (разделенном на классы) обществе ведется своего рода латентная гражданская война; её развитие могут не замечать, но в определённые моменты эта незримая борьба становится самой настоящей, открытой гражданской войной. Ранее, в работе «К критике гегелевской философии права» (1843), он заявлял, что оружие критики не заменит критики оружием, а в «Гражданской войне во Франции» (1871) из раза в раз настаивает на необходимости вооружения народа и упразднении регулярной армии и государственной бюрократии.

В этой статье я намерен опровергнуть распространенное среди «левых» понимание классовой борьбы, при котором забывается, собственно, сам элемент борьбы, конфронтации, войны. Уже много раз различными способами, чаще всего бессовестными, предпринимались попытки провести освобождение эксплуатируемых и угнетенных с разрешения господствующих классов, то есть полностью «мирным» путем (как гордился бы Ганди такими революционерами!). Попытка представить революционных мыслителей пацифистами — это общая практика в среде оппортунистических организаций.

Наследие Антонио Грамши не избежало этого вытравливания из него революционной мысли. По сути он стал жертвой грязной лжи, извращения и измельчения его теории. Социал-демократы и реформисты представляют дело так, что Грамши выработал программный подход, при котором экспроприация буржуазии будет проведена в мирной форме. Пример такого рода утверждений мы встречаем у нынешнего секретаря по идеологии СФНО, Карлоса Фонсеки (не того Карлоса Фонсеки, что был революционным лидером СФНО и погиб в бою в 1976, а другого), который заявил, что необходимо

«…создать то, что в грамшианских терминах названо культурной гегемонией, которая сделает возможным изменение системы мирным и демократическим путем, понимаемым как единственный возможный путь в нынешних условиях представительной демократии…».

Сандинистский Фронт Национального Освобождения — когда-то революционная организация, а теперь сборище либеральных оппортунистов, — совершает грубейшую ошибку. Чтобы прийти к таким «теоретическим» подходам, не нужно производить конкретный анализ конкретной действительности и совокупности определяющих факторов классовой борьбы, другими словами, достаточно постигнуть не тотальность действительного, но лишь видимость настоящего момента. На самом деле, действительность может быть понята только как историческая тотальность, как
процесс и синтез многочисленных определяющих факторов. Говоря более конкретно, гегемония находится не вне классовой борьбы, она развивается в самом ее сердце. Заметим, она – лишь аспект революционной стратегии, а не стратегия как таковая.

Проблема интеллектуального и морального управления или проблема гегемонии в связи с проблемой революционного насилия

Термин «гегемония» понимается у Антонио Грамши как способность к «интеллектуальному и моральному управлению» (культурный аспект), осуществляемому одним классом или группой в отношении остального общества; тем не менее, он подчеркнуто обращает внимание на то, что этот вид гегемонии всегда «прикрывается принуждением» (аспект насилия).

Это означает, что классовая эксплуатация основана на двух фундаментальных типах отношений, развивающихся в соответствии с производственными отношениями (экономико-политический аспект): 1) отношения гегемонии (идеологическое, интеллектуальное и моральное управление); 2) отношения силы (насилие и принуждение).

Такие отношения есть всегда, однако превалирование первого или второго зависит, в конечном счете, от фазы классовой борьбы, от конкретного момента, в котором она находится, будь то условия открытой конфронтации или же конфронтации скрытой. В любом случае, это всегда конфронтация, война. Макиавелли в «Государе» пишет:

«…государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого».

Таким образом, править – значит готовиться к войне. Следовательно, если пролетариат намерен стать господствующим классом, он должен готовиться к войне. Это основа любой серьезной политической теории. Не существует «правового государства» без монопольного права государства на насилие.

Возвращаясь к Грамши, можно сказать, что, пока доминирующая идеология распространяется, скажем, с помощью радио и телевидения, методы принуждения и насилия (например, вооруженные силы или полиция) никуда не деваются, не растворяются магическим образом, но постоянно создаются и укрепляются технически и идеологически. Это обстоятельство, которое в краткосрочной перспективе кажется чем-то абстрактным, становится конкретным, если рассматривать его в историческом контексте. В этой связи Грамши считал необходимым теоретизировать историю.

Лишь конкретный анализ конкретной действительности позволяет совершить действительный тактический и стратегический поворот в классовой борьбе эксплуатируемых и угнетенных, которые, как говорилось выше, должны желать обрести как класс свою независимость, свою свободу, превратиться в управляющий и господствующий класс. Нельзя не обратить внимание на положения, которые выдвигал проницательный стратег Грамши:

«…когда деятельность пролетариата грозит самим основам привилегий господствующего класса, этот класс без колебаний и любой ценой защищает свое собственное существование, свое собственное господство. Так начинается период неизбежной гражданской войны, в которой превосходством обладает тот класс, что способен лучше и быстрее подготовиться к ситуации и найти методы, подходящие для ее преодоления».

Так что Антонио Грамши достаточно далек от концепций пацифистского характера, которые хотят решить классовый конфликт путём соглашения с господствующими классами. Напротив, в этом конфликте он выделял некоторые общие проблемы классовой борьбы, подчеркивал необходимость стратегии осуществления власти (правительства) и создания организации, пригодной для осуществления различных тактик укрепления позиций социалистической революции.

В условиях открытой войны между классами буржуазия имеет в своем распоряжении военнополитический инструмент, который обеспечивает ей количественное и качественное превосходство для победы в условиях политического кризиса. Этот инструмент – государственная машина, власть государства.

По этому поводу Грамши пишет:

«У буржуазии не было необходимости готовить целиком новые методы для полномасштабной насильственной борьбы, ей не нужно было создавать с нуля защитный аппарат: буржуазия имела в своем распоряжении государственную мощь, вооруженные силы, все формы исполнительной власти (армию, полицию, судебные органы)».

Применение насилия – это, в конечном счете, тактическая расстановка или ее элемент, который, как правило, определяет победу или поражение классов в борьбе, это компонент баланса сил. По этой причине наш автор предлагал учитывать следующие элементы при анализе конкретной ситуации: 1) объективные условия: связь с базисом, с элементами, которые не зависят от воли людей и могут быть измерены инструментами точных наук; 2) субъективные условия: уровни организации, степень классовой однородности и развитость классового сознания; 3) военные условия, которые станут «непосредственно решающими» в каждом случае.

Антонио Грамши был генеральным секретарем Итальянской коммунистической партии с 1924 по 1927 годы и умер в 1937. В 1919 для руководства международной коммунистической революцией — по инициативе Ленина — был создан Коминтерн. Большевистская революция оказала важное влияние на международное коммунистическое движение, что среди прочего отразилось в принятии стратегии восстания и взятия власти. Эта стратегия, в сущности, означает политическое
стремление к тому, чтобы революционные ряды завладели значительной частью буржуазной армии с целью переустроить ее в революционную армию.

В рамках этого подхода Антонио Грамши вводит концепцию «стратегической конъюнктуры», говоря об «уровнях стратегической подготовленности условий при планировании борьбы», которые определяются уровнем подготовленности руководящего состава и тех сил, которые можно мобилизовать на фронтах сражений. Для нашего автора важность стратегической подготовки основывается на том, что: 1) она способствует победе уступающим количественно силам и 2) стремится свести к нулю «непредвиденные обстоятельства», то есть позволяет предупреждать поведение и реакцию противостоящих сил.

В связи с перспективой восстания Грамши писал об уместности создания военной организации внутри национальной армии. Необходимо отметить, что в то время предпринимались попытки восстаний – в Ревеле (1924), Гамбурге (1923), Кантоне (1927), Шанхае (1926 и две попытки в 1927) и др. – и все провалились. Впоследствии успешный исход революций XX века будет зависеть от создания собственных военных сил, независимых от буржуазного государства: так было во Вьетнаме, в Китае, Алжире, на Кубе, в Никарагуа, Гранаде и др.

Ценно то, что, хотя Антонио Грамши и не дожил до всех этих событий и потому не смог
осмыслить дальнейшие процессы, он тем не менее сумел развить теоретический инструментарий, который позволяет нам актуализировать стратегию захвата власти. Он указывает, что

«политические и военные победы в определенной степени имеют постоянную и универсальную ценность, и можно окончательно достигнуть стратегической цели, которая окажет влияние на всех».

Заключение

Революционное коммунистическое движение должно извлекать уроки из собственной истории, учиться на достижениях и ошибках, оно должно стараться понимать своего классового врага, потому что в решающие моменты все эти уроки будут крайне важны. Государственный переворот под руководством Аугусто Пиночета в 1973 году не был неожиданностью с точки зрения революционной теории: сам Грамши говорил, что военное правительство – это переходный этап между двумя конституционными правительствами, способ сохранения порядка и политическая сила, действующая открыто и публично, когда «законность» находится в опасности.

Итак, мы можем обозначить следующие итоги: 1) абсолютной ложью является утверждение, что Грамши развивал теорию осуществления социалистической революции полностью мирными методами; 2) по Грамши, в стратегической перспективе накопление сил должно иметь двойственный характер: политико-культурный и военно-стратегический.

Надеюсь, что этот материал позволит переосмыслить понимание теории Антонио Грамши в Латинской Америке с точки зрения социалистической революции. Надеюсь также, что статья послужит делу избавления от мистификаций социал-демократов и реформистов, которые до сей поры пытаются обнаружить в Грамши теоретика, подходящего их основанным на «классовом согласии» позициям. Освобождение — это борьба, и обсуждать здесь нечего.

17.01.2023

↑