Оригинал статьи был первоначально опубликован на сайте Ревкульт
Автор: Даниил Гордеев
Маргарет Тэтчер любила повторять: «Альтернативы не существует» (There is no alternative). Данный лозунг – победный клич капитализма: экономика социалистического блока доказала свою неэффективность, кейнсианство и социал-демократия исчерпали себя, а либеральная демократия, свободная торговля и глобализация торжествуют. Неолиберализм одержал победу, а некоторые даже поспешили объявить конец истории – жалко только, что Гегель не дожил.
Все это происходила на фоне резко деградирующего левого движения: советский проект провалился, китайский — сам сдался в руки неолиберализма, европейские левые оказались в абсолютной апатии. Даже социал-демократы отказались от своих и без того умеренных взглядов. Деморализованные левые во всем мире помимо политического влияния потеряли образ будущего.
Но цикл, который теперь с долей иронии можно назвать «Период конца истории», подошел к своему логическому завершению. Неолиберализм теряет свое идеологическое влияние, нарастающие социальные проблемы вновь выводят левую повестку на первый план как в центре мир-системы, так и на ее периферии. Одновременно с этим у левых начинает вырисовываться и образ будущего, а слово «посткапитализм» уже плотно вошло в интеллектуальную дискуссию. К слову, очень удачный для западного читателя термин: не пугая обывателя «социализмом» или «коммунизмом», авторы пытаются создать и обосновать новую утопию, естественно, социалистическую по своему типу.
Очередной представитель жанра – недавно переведенный манифест Ника Срничека и Алекса Уильямса «Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда».
Авторы – представители акселерационзима – модного на западе философского направления, согласно которому, с увеличивающимся темпом роста технического развития общества, капитализм скоро достигнет своей высшей точки, при которой он сам будет являться фактором, сдерживающим рост экономики и развитие технологий, и будет заменен новой общественной формацией. Как капитализм пришел на смену феодализму, ставшему на определенном историческом этапе фактором, сдерживающим прогресс, так и на смену самому капитализму, когда он исчерпает свои возможности, придет новая, более прогрессивная общественная формация.
Как внутри феодализма начали появляться ростки капитализма, так и внутри капитализма уже появляются элементы нового общества. Все что нужно нам — забыть, что о переходе к новому обществу писали, допустим, Маркс или Ленин, поймать и правильно настроить волну технологического динамизма, которая вынесет нас на берега нового общества и технологической сингулярности.
Срничек и Уильямс пытаются ответить на четыре принципиальных для левого движения вопроса: почему победили они, почему проиграли мы, что делать сейчас и что делать потом.
Обращаясь к Грамши и его идее гегемонии, авторы выстраивают историю доминирующих идеологий послевоенного периода: кейнсианство, идеально подходившее для восстановления разрушенного войной хозяйства, не смогло предложить решение экономических проблем начала 1970-х годов и было вытеснено неолиберализмом, сумевшему дать простой ответ. Новая гегемония не возникла случайно: сам термин «неолиберализм» впервые был сформулирован еще в 1938 году, а идеи, легшие в его основу, были сформулированы еще раньше. Оставаясь на протяжении почти 50 лет маргинальной экономической доктриной, неолиберализм постепенно готовил почву для своей гегемонии. Участники общества «Мон Пелерин» как будто бы внимательнейшим образом проштудировали «Тюремные тетради»: они создавали сеть аналитических центров, институтов, внедряли своих людей на государственную службу, в университеты и школы, постоянно наращивали свое присутствие в СМИ, использовали прочие медиа. Идеологическая борьба велась не в рамках электоральных, а в рамках больших экономических циклов, и когда кейнсианство исчерпало себя, установление новой гегемонии было лишь техническим вопросом.
Левые, в свою очередь, вместо того, чтобы бороться за гегемонию, начали заниматься тем, что авторы манифеста называют «народной политикой» (folk politics). Решение местных проблем, ответственное потребление, митинги как самоцель, акционизм как образ жизни. Одним словом, все то, что реально не угрожает капитализму и существующему порядку вещей. Народная политика, по мнению авторов, всего лишь оправдание, попытка сделать хоть что-то, но на деле это всего лишь метание бисера перед неолиберальной гегемонией.
Идеи Грамши, которые хотя и были марксистскими по своей природе, оказались вполне универсально применимыми для всех политических сил. Новая левая гегемония должна учесть опыт неолиберализма: левой интеллигенции стоит наращивать свое медийное присутствие, идти в университеты и школы, формировать аналитические центры, чтобы захватить умы людей своими идеями. Это долгосрочный проект, и он связан не с электоральными, а с экономическими циклами. Неолиберализм победил не на выборах, а путем изменения самих правил игры, при которых все партии и кандидаты, независимо от своего названия, оказались неолиберальными.
Политическое движение, по мнению авторов, должно выстраивать свою платформу на, во-первых, требовании о введении 4-дневной рабочей недели при сохранении текущего уровня заработной платы. Во-вторых, стимулировании автоматизации производства. В-третьих, обеспечение выплаты всем гражданам безусловного основного дохода. И в-четвертых, борьба с существующей трудовой этикой — идеи о труде как безусловном благе.
Данные меры, по мнению Срничека и Уильямса, направлены в первую очередь на ослабление власти капитала и усиления власти труда со всеми вытекающими последствиями. Обеспеченные большим количеством свободного времени работники будут способны осознать свои интересы и мобилизоваться для их отстаивания. Автоматизация избавит людей от выполнения бессмысленны или оскорбляющих человеческое достоинство работ. Безусловный основной доход позволит даже в случае потери работы удовлетворять свои жизненные потребности, а также предоставит больше времени для досуга. Все эти меры в совокупности должны привести к изменению в самой трудовой этике: на смену протестантскому идеализированнию труда придет новая посттрудовая этика, в которой главной ценностью будет не страдание, а сам человек.
Все это верно и предложения эти прекрасны, но.
Фундаментальным недостатком образа будущего Срничека и Уильямса является то, что данные требования полностью осуществимы в рамках неолиберальной системы, не посягают на статус- кво и тем самым ничем радикально не отличается от критикуемой ими «народной политики».
Начнем с автоматизации. Согласно Марксу, капиталист автоматизирует производств в том случае, если стоимость рабочей силы превышает стоимость машин, которые могут эту рабочую силу заменить. Иными словами, капиталист решится на автоматизацию производства только в случае, если сумма, на которую в результате увольнения работников уменьшится переменный капитал, окажется больше суммы, на которую в результате закупки нового оборудования увеличится постоянный капитал. В этом кроется и ответ на вопрос, почему темпы автоматизации на данный момент замедлились: оказывается, что нанимать дешевую рабочую силу (например, в лице мигрантов) или переносить производство в другие страны дешевле, чем закупать новое оборудование. Данный процесс имеет свои пределы, так как уровень оплаты труда в мировом масштабе постепенно выравнивается. Параллельно с этим дешевле и доступнее становятся и сами технологии. Эти два обстоятельства приводят, соответственно, к увеличению затрат на переменный капитал и уменьшению затрат на постоянный капитал. Соответственно, именно от этих двух тенденций зависит темп автоматизации, как единственного оставшегося способа хотя бы на время сохранить текущий уровень нормы прибыли. Буквально: чем выше уровень жизни в Китае, тем активнее идет автоматизация производства на Западе.
Но авторы, со свойственным им европоцентризмом, видят решение этой проблемы иначе, а именно в государственной гарантии минимального уровня оплаты труда. По сути, это искусственное увеличение издержек предпринимателей на переменный капитал до размеров, превосходящих стоимость автоматизации, чтобы мотивировать работодателей ее проводить. Возникает абсурдная ситуация: нужно обеспечить более высокий уровень заработной платы, чтобы… капиталисты начали сокращать работников!
Такая мера явно не приведет к достижению главной цели — усилению позиций труда в сравнении с капиталом. Из-за необходимости выживания в новых условиях, капиталисты будут вынуждены форсировать автоматизацию производства. Соответственно, именно «индивидуальный гений» будет создавать новую посткапиталистическую экономику, а экономический базис такого производства будет принадлежать исключительно ему. Основной конфликт производства: коллективный характер труда при частном характере присвоения, будет разрешен удалением первого переменного этой формулы и производство будет основываться не на коллективном труде, а на автоматизированных машинах. Ликвидировав таким образом труд, проблема распределения власти между трудом и капиталом также будет окончательно разрешена в пользу последнего.
Существование выброшенных за борт автоматизацией рабочих будет обеспечено безусловным основным доходом (БОД) – всеобщими постоянными равными выплатами государством своим гражданам определенных сумм.
Большинство концепций введения БОД предполагают полную или частичную ликвидацию социального государства: сокращение расходов на здравоохранение, образование, отмена пособий, пенсий, сокращение государственного аппарата. Все эти меры не помогут справиться с неравенством, а лишь усугубят его. Например, люди, обладающие лучшим здоровьем, смогут вкладывать БОД в источники ренты и образование, тогда как люди с плохим здоровьем будут вынуждены тратить деньги на медицинские услуги. Более того, идея БОД, не смотря на заявления ее сторонников о ее внеидеологичности, по своей сути воспроизводит неолиберальную логику: государство неэффективно, его собственность и выполняемые им функции должны быть переданы в частные руки. БОД — это приватизация государственных функций. Тотальность капитализма, при введении БОД, станет еще более вездесущей, потому что гражданин превратиться в предпринимателя, а его жизнь станет бизнесом, для которой нужно будет разрабатывать стратегии инвестирования и, исходя из ограниченности своих ресурсов, потреблять рыночные услуги от медицинских до образовательных.
Диспропорция в распределении власти между трудом и капиталом с введением БОД еще сильнее усугубится. Рынок продолжит свою экспансию в отрасли, где его влияние традиционно ограничивалась государством. Само государство, в результате введения БОД, превратится из инструмента классовой борьбы, который теоретически может быть использован любым классом, в насос для перекачки части денег из сверхдоходов в пользу населения. Государство, таким образом, низводится до всего лишь структуры поддержания социального порядка и сохранения текущего статус-кво при полном господстве капитала. Введение БОД также усугубит проблему атомизации работников, снизит вероятность их объединения и ударить по уже существующим профсоюзам.
Но проблема расширения власти капитала заключается не в только в подчинении труда. Экспансия неолиберализма распространяется на государство и его функции. В частные руки отдана система здравоохранения, образования. Добычей полезных ископаемых, принадлежащих обществу, занимаются частные лица. Строительное лобби руководит городской политикой. Частные армии, частные тюрьмы, частные суды и приставы – все это уже стало реальностью сегодня. Левым нужно найти ответы на эти вызовы, предложить повестку для решения этих проблем. Возвращение контроля над своей жизнью в результате освобождения от необходимости продавать свой труд – это всего лишь пафосный лозунг. На деле введение БОД означает отказ рабочих от своего главного рычага давления — труда. Первым шагом должно стать обобществление социально значимой собственности, находящейся в частных руках, обобществления функций общественного управления, которые перешли от государства в частные руки. Естественно, первоначально все это будет сопровождаться ростом и усилением государства – идея, к сожалению, неприемлемая для западных левых, хотя сам Ник Срничек писал о необходимости национализировать Гугл, Фейсбук, Амазон и Убер. Именно государство будет является тем инструментом, с помощью которого будет снижена власть капитала и усилена власть труда.
Впрочем, описанная ситуация – вполне в духе философии акселерационизма. Карл Маркс был тоже противником протекционизма, полагая, что свободная торговля как дальнейший шаг трансформации капитализма, приблизит его конец. Диалектика развития заключается в принципе «чем хуже – тем лучше». Единственная политическая стратегия — ожидание катастрофы, поэтому нужно занять выжидательную позицию и формировать новую гегемонию. Может быть, предшествующие провалы левых и заключается в выборе именно такой тактики?
Резюмируя, можно утверждать, что авторы не усвоили ключевое и до сих пор актуальное положение марксизма: отношения относительно материального производства — основной двигатель истории и от того, как дальше будут развиваться эти отношения зависит ее дальнейший ход. Если, как предлагают Срничек и Уильямс, контроль над производством будет передан автоматизированным машинам до разрешения вопроса о собственности на средства производства, власть капитала восторжествует. Если контроль над производством будет постепенно передан в руки общества, рабочих – то в таком случае мы уже действительно сможем говорить о «посткапитализме». Поэтому задачей новых левых должно являться не полное освобождение человека от труда, а обеспечение полной занятости, при сокращении общей продолжительности рабочей недели. Даже Маркс, осуждая отупляющее мануфактурное производство, видел в труде нечто потенциально творческое, прекрасное. Труд, который основан не на строгой иерархии, а на кооперации равноправных субъектов, труд неотчужденный – вот настоящая посткапиталистическая утопия. Сейчас очевидно, что технологическая динамика направлена на сокращение количества труда, автоматизация пусть и замедлилась, но продолжается. Посттрудовая эпоха уже не кажется утопией, но ключевой вопрос состоит в том, кто будет владеть этим автоматизированным производством: общество или частный капитал.
Данная книга явно не претендует на статус готовой инструкции по созданию прекрасного левого будущего. Верные идеи о необходимости создания новой гегемонии и формировании ясной повестки для левых политических сил сочетаются с абсолютным непониманием субъекта новых изменений и их организации, уже набившей оскомину и неолиберальной по своей сути идеи о безусловном доходе, европоцентризме, наивной верой в технологии и фундаментальное непонимание проблемы автоматизации и распределения власти.
При всех своих недостатках «Изобретая будущее» – это прежде всего интеллектуальный вызов, попытка увести дискуссию от вопросов «реализуемости» какой-либо политики (любимый вопрос любых мейнстрим СМИ), к вопросам о будущем, которое желаем мы и за которое готовы бороться.
Авторы попытались представить не конец света, а конец капитализма. Может быть и мы попробуем?
20.01.2025
↑